Том 3. Сказки для умных - Страница 194


К оглавлению

194

Черные розы, эмблему печали,
При встрече последней тебе я принес...

Он его до конца, слово в слово, исполнил. С чувством пел, с надрывом. Мне даже не по себе стало. И островитян проняло. Смысла, конечно, не понять им было, но надрыв-то, надрыв до них дошел. Понурились, скуксились, у многих слезы потекли. Плачут — и сами дивятся, что это с ними происходит, что это за соленая вода из глаз выделяется. Ведь никто из них в жизни своей ни разу не плакал.

Тем временем у края площадки на цветочных часах темный цветок раскрылся. И пошли счастливые новобрачные свою райскую жилплощадь осваивать. А все прочие слезы утерли, успокоились — и айда по домам. Ведь утром им предстояло встать пораньше и идти поздравлять молодоженов.

А я направился к шлюпке. С трудом, но доволок ее до водяной поверхности. Потом принес пищевой запас, распределил его по боковым ящикам. Затем взял канистры из носового рундучка, сходил к ручью, наполнил их пресной водой. И вот — отчалил. Гребу, налегаю на весла, а океан спокойный, ночь лунная, берег Рая отлично виден, как на картине. И вдруг пропал берег, вопреки всем законам оптики пропал. Это, безусловно, повседневная работа «Серой рыбы» сказалась.

Меж тем ветер свежеть начал. Правда, он мне попутный был, он все дальше отжимал меня от невидимого Рая, но он все крепчал. Валики пошли по океану, небо затянуло, луна скрылась. Час шел за часом, я греб, сил не жалея, держа шлюпку кормой к волне. Ветер, опасный мой попутчик, совсем распсиховался, гнал низкие грозовые тучи, выл, гудел...

Я не сразу приметил, что солнце восходит. Но это, невзирая на всю непогоду, был явный восход: впереди край горизонта посветлел, заалел. «Сейчас в Раю на цветочных часах розовый цветок, наверно, раскрылся», — подумал я. И представилось мне, как островитяне, надев свои танцевальные туфли, идут поздравлять Кузю да Марусю.

И вдруг с той стороны, где остров, что-то полыхнуло, вспыхнуло. Потом, перекрывая шум ветра и волн, гул пронесся над океаном. Не стало Рая.


Не помню, сколько дней провел я в том плаванье. Наступил долгий штиль, я греб, а куда — и сам не знал. Потом кончилась еда, потом и личные жировые накопленья иссякли. Меня подобрали добрые туземцы-рыбаки, обитатели одного экзотического (но не райского!) острова. Долго описывать, как я все-таки на материк перебрался, как потом, после долгих сложностей, на родину вернулся, в свой городок.

По возвращении поступил я на краткосрочные счетоводные курсы, потом в курортную бухгалтерию устроился. Потом женился. Потом незаметно пенсионный возраст подошел. Живу я неплохо, имею семью, пользуюсь дарами природы и кухни. А ведь мог погибнуть, если б не проявил инициативы!

17. Под занавес

...Третьего дня опять их во сне видел. Будто приехал я в Ленинград, иду по Малому проспекту, а навстречу — престарелый мужчина. И рядом с ним — дама. Уже пожилая, но еще симпатичная. Да это же Кузя с Марусей! И говорит мне мой друг:

— Шарик, да ты, выходит, жив! А мы-то считали, что ты как удрал тогда в океан — так и погиб там.

— Я не удрал, я по разумному расчету отчалил... Но вы-то как воскресли?

— А мы и не помирали. Правда, переживанья были. Утром тогда ввалились к нам в спальню поздравители, пляс затеяли... Ну, думаю, амба. Супруге своей новоявленной шепчу: «Бодрись, Марусенька, сейчас в небо загремим!» Но ничего не случилось. Видно, в Раю свои законы физики, так что взрывчатые вещества там силу теряют.

— А потом, потом? — спрашиваю Кузю.

— А потом стали мы в своем особняке жить-поживать. И начала меня тоска брать. На кой хрен, думаю, мне этот райский остров — мне родной Васильевский подавай! Уговорил Марусю. Плот соорудил. Отчалили. Нас весь Рай провожал. В конце концов, после долгих приключений и мытарств, доставил-таки жену в Питер. Тут живем и множимся. Внуки уже завелись, двойки почем зря, на радость родителям, приносят.

— Значит, ты счастлив, Кузя?

— На девяносто девять процентов. Все бы хорошо, да не тот нынче Васин остров. И подружки мои прежние куда-то подевались.

— Ты смотри у меня! — погрозила ему пальчиком Маруся, а сама улыбается. И понял я: любит она его прочно-вековечно. С тем и проснулся.

...

notes

1

МИДЖ (Минимум Индивидуальной Длительности Жизни) — норма долголетия, гарантированная каждому жителю планеты медициной и Обществом. В описываемую автором эпоху МИДЖ равнялся ста десяти годам, но фактически средняя продолжительность жизни уже и тогда была значительно выше.

2

ПАВЛИН (Продавец-Автомат Вежливый, Легкоподвижный, Интеллектуальный, Надежный) — старинный агрегат, давно снят с производства.

3

САТИР (Столовый Автомат, Терпеливо Исполняющий Работу) — примитивный агрегат начала XXII в. Нечто вроде древнего Официанта.

4

САВАОФ (Столовый Агрегат, Выполняющий Арбитражные Организационные Функции) — агрегат XXII в. Выполнял ту же работу, что в старину — Завстоловой.

5

Чепьювин (Человек, Пьющий Вино) — медицинский и отчасти бытовой термин XXI–XXII вв. В прямом смысле — пьяница, алкоголик. Под Чепьювинами не подразумевались люди, умеренно пьющие виноградные вина; как известно, такие вина пьют и поныне.

6

ФЭМИДА (Финансовый Электронный Многооперационный Идеально Действующий Агрегат) — агрегат, упраздненный после отмены денег. Ныне имеется в музеях.

194